Армстронг молчал.
– Кто это люди? – потребовал ответа Ричер.
Армстронг лишь неопределенно пожал плечами.
– А вы сами как думаете?
Теперь настала очередь Джека выдержать паузу.
– Я полагаю, что у вас имеется некая проблема в поведении, – начал он. – Вы достаточно вспыльчивы. Ну, примерно такой же, каким был ваш отец. Мне кажется, что очень давно, еще до того, как вы научились управлять своими эмоциями, случилось так, что от вас пострадали некоторые люди. Только кое-кто из них успел позабыть об этом, а кое-кто – нет. И потому я считаю, что тут все дело заключается в эпизоде из жизни одного человека, когда кто-то поступил по отношению к нему достаточно жестоко. Ну, может быть, при этом были задеты его чувства или самооценка, или произошло нечто такое, что его здорово унизило. И вот эта обида затаилась в человеке очень глубоко. Однако как-то раз он включил телевизор, увидел вас на экране спустя тридцать лет, и давнишняя обида всколыхнула его сердце.
Долгое время Армстронг сидел молча, не в силах произнести ни слова.
– Как далеко зашло ФБР в своем расследовании? – наконец спросил он.
– Они ничего до сих пор не выяснили. Ходят вокруг да около, ищут каких-то несуществующих людей. Мы подобрались к преступникам гораздо ближе.
– И что же вы намереваетесь предпринять?
– Я собираюсь помочь вам, – заявил Джек. – Но не потому, что вы заслужили это. Я хочу отомстить за Нендика и его жену, за старика Андретти, двоих невинных людей по фамилии Армстронг, снайпера Крозетти и, в основном, за Фролих, которая была очень близка моему брату. Вы же в данном случае выиграете лишь потому, что будете являться в моем плане чем-то вроде побочного продукта.
На этот раз тишина длилась особенно долго.
– И наша беседа останется конфиденциальной? – наконец спросил Армстронг.
Ричер кивнул.
– По-другому нельзя. Хотя бы ради меня.
– Мне кажется, вы замыслили слишком опасный план действий.
– Что ж, те люди, которые играют с огнем, частенько обжигаются.
– Но это же закон джунглей.
– А где, по-вашему, черт возьми, вы живете?!
Армстронг снова надолго замолчал.
– Итак, вы сейчас узнаете мою тайну, а я – вашу, – наконец произнес он.
Ричер кивнул.
– И после этого мы оба будем жить счастливо.
И снова тишина. На этот раз пауза длилась целую минуту. Ричер увидел, как на его глазах вдруг исчез Армстронг-политик, а на его месте возник Армстронг-мужчина.
– Вы во многом заблуждаетесь, – начал он, – но не во всем.
Затем он нагнулся, отодвинул ящик стола, достал из него мягкий конверт-бандероль и бросил его на стол. Конверт скользнул по гладкой деревянной поверхности и остановился в дюйме от края.
– Наверное, вот это и должно было быть посланием номер один, – заговорил вице-президент. – Бандероль пришла как раз в день выборов. Наверное, агенты Секретной службы были несколько озадачены, взглянув на ее содержимое, но посчитали, что ничего опасного тут не содержится, а потому передали бандероль мне.
Конверт оказался ничем не примечательным: таким, в которых люди посылают друг другу почтой маленькие вещички. Адрес тоже был предельно прост: «Бруку Армстронгу, сенатору США, Вашингтон, округ Колумбия», напечатанный на знакомой самоклеющейся этикетке все тем же полужирным шрифтом «Таймс Нью Роман», размер букв – четырнадцать. Бандероль была отправлена из какого-то городка штата Юты 28 октября. По металлическому зажиму-бабочке можно было определить, что конверт открывали и закрывали не менее двух раз. Ричер отодвинул зажим и заглянул внутрь конверта, держа его так, чтобы Нигли тоже смогла увидеть его содержимое.
В конверте лежала миниатюрная копия бейсбольной биты. Такие мелочи обычно продаются в сувенирных лавках и дарятся на память. Бита была выточена из мягкой породы дерева желтого цвета, отлакирована и имела диаметр ручки примерно в один дюйм. Целиком вся бита должна была бы иметь в длину дюймов пятнадцать, но сувенир кто-то нарочно испортил. Сначала подпилил дерево, а потом просто переломил его, после чего немного нарочно обработал так, чтобы было похоже, будто бита сломалась сама по себе.
– У меня нет проблем со здоровьем, и я не вспыльчив. А вот мой отец, как вы правильно заметили, этим страдал. Мы тогда жили в маленьком городке в штате Орегон, заброшенном и немноголюдном. В основном люди здесь работали на лесопильных заводах, а жили по-разному. Владельцам лесопилок принадлежали большие дома, бригадиры довольствовались средними, а простые рабочие ютились в хибарах или снимали комнаты. В городке имелась своя школа. Моя мать держала собственную аптеку. На юг по шоссе от нашего городка шли другие, такие же, а к северу тянулись девственные леса. Поэтому мы чувствовали себя так, словно живем на границе цивилизации. В городке изредка совершались преступления, но, в общем, все было не так-то плохо. Иногда кое-кто начинал заниматься проституцией, другие пьянствовали, а в целом это был стандартный провинциальный американский городишко.
Армстронг немного помолчал, положил руки на стол и некоторое время просто смотрел на них.
– Мы тогда было восемнадцать, – продолжал он. – Я закончил среднюю школу и собирался отправиться на учебу в колледж. Оставались последние дни перед отъездом. В то время сестра уже жила где-то в другом месте. У ворот у нас был оригинальный почтовый ящик – отец сам смастерил его в форме миниатюрной лесопилки, из тоненьких кедровых дощечек. Как раз, за год до того случая, во время празднования Хэлоуина, кто-то из местных мальчишек разбил этот ящик бейсбольной битой. Ну, вы, наверное, сами знаете, как хулиганы любят покуражиться в праздники, и чем это все, как правило, заканчивается. Мы очень переживали тот случай: все семейство любило этот ящик. Он и в самом деле получился у отца достаточно оригинальным. Однако отец собрался с силами и сделал еще один такой же ящик. Однако теперь он стал одержим идеей постоянно охранять свое творение, и даже оставался несколько раз ночевать возле него.